Синий вечер едко просочился сквозь сумерки, сделал город таинственным, как лицо женщины под чадрой. - Даже если я умру, всё равно не перестану ощущать твою нежную руку в моей. - А ты собираешься умирать? - У твоих ног – когда угодно. Полина передёрнула затвор «Макарова» и мазнула стволом по лбу Дениса. Чёрный глазок жёстко, холодно упёрся в переносицу. - Твёрдая рука? – коротко и зло спросила она. - Жми! – так же коротко ответил Денис, спокойно глядя ясными глазами в лицо Полины. Они с минуту смотрели друг на друга, и Денис снова подумал о том, какая странная у них любовь. Он совершенно точно знал, что Полина жить без него не может. - Я тебе говорил, что ты можешь взять мою жизнь в любой момент, но хочешь ли ты этого? Кому тогда будешь делать больно? Денис зажал ствол в руке и перетащил к сердцу. - Паф! – крикнул он и засмеялся. Рука Полины дрогнула, но на курок не нажала. Она улыбнулась криво, разъела взглядом, и Денису в который раз показалось, что его режут по живому. Лицо у Полины было худое, красивое, с зелёными раскосыми глазами. Бывало, полоснёт ими, как бритвой по небритому горлу. - Я люблю, когда ты злишься, - сказал Денис, до неприличия пристально впиваясь взглядом в это лицо, - только тогда в твоих глазах мерцает абсолютная истина. - Истина сама по себе - понятие абстрактное, - сказала Полина и вдавила ствол в грудь Дениса. - О какой истине ты говоришь? - Ты ангел, а я ничтожество. Жаль, что ты не сможешь выстрелить. Полина молчала. На какую-то секунду её взгляд стал отсутствующим, Денис даже подумал, что она и в самом деле нажмёт на курок. - Ты ангел бесстрашия, у которого очень острые перья, - снова сказал он, - если быть не с тобой, то зачем вообще быть? - Тогда, вместо признаний в любви, расскажи самую гадкую мерзость из своей жизни, - приказала Полина. Потом непривычно мягко улыбнулась красивым ртом, села напротив Дениса и положила пистолет на колени. - Господи, как ты прекрасна! – с тоской сказал Денис. – Я раньше думал, что у женщины не может быть таких глаз. Я хочу, чтобы они были последним, что я увижу. Иногда, когда меня слишком сильно тянет к тебе, я боюсь за свою волю, ухожу и снимаю проститутку. Лицо и шея Полины стали твёрдым белым мрамором. - Ты знаешь, что мучительно похожа на доведённый до совершенства образ Нефертити? - спросил Денис. – Поэтому, обожая тебя, я выбираю самых уродливых баб. - Чем отличается проститутка от обычной женщины? – сухо спросила Полина. - Да ничем, только раздолбанным телом, - сказал Денис и пожал плечами. – В первый раз это произошло, когда я «насовсем» ушёл от тебя прошлым летом. Я так тебя ненавижу и так люблю, что когда-нибудь убью или покалечу, если ты раньше не сделаешь этого со мной. Вот сейчас, например. - Расскажи мне про них, - спокойно сказала Полина и чуть шевельнулась в кресле, мрамор ожил. - Мне интересно, какие это женщины… - Первая была старше меня лет на двадцать. Снял на вокзале. Они ночью сидят на лавочках в аллейке и кого-нибудь ждут. Я долго выбирал самую страшную, ведь твой прекрасный образ стоял перед глазами. Уже говорил, что она была старой? Невероятно истасканная, обвисшая баба, полностью обвисшая, пьяная и голодная. Она сказала, что пойдёт со мной за трёшку, а я пообещал накормить её в забегаловке и взял бесплатно. - Девушку нужно сперва накормить, а потом уже использовать, - зло сказала Полина, ревниво завозилась в своём кресле, и сердце Дениса сладко заныло. Он улыбнулся. - Предложенный ею оральный секс не заполнил внутренней пустоты от утраты тебя, - продолжал Денис, - поэтому я её убил. Она работала в старом привокзальном складе, там легко убивать. Я взял с пола белый кирпич и тремя ударами сделал его чёрным и лаково-блестящим в лунном свете. А на следующий день ты мне позвонила. Помнишь, я пришёл в идеально-чистых джинсах? Я шёл с готовностью тебя убить, я четвёртый год хожу к тебе с этой готовностью. Глаза Полины были сухими, она смотрела зло и внимательно. - А когда ты прогнала меня в следующий раз, я напился пьяным и снял красивую, разговорчивую шлюху. Кудрявую такую, смуглую. Она спросила, ко мне или к ней мы пойдём, и мы пошли к ней. Я никак не мог кончить и целую ночь над ней работал, а утром спросил, сколько с меня, она улыбнулась и сказала, мол, сколько дам, видно, ей понравилось. Тогда я накинул пустой мусорный пакет ей на голову и немного подержал, совсем чуть-чуть. Мне хотелось тебя, не её, а тебя не было ни в ней и нигде. - Мне никогда не нравилось твоё чувство юмора, - сказала Полина, и Денису показалось, что её голос дрогнул. - Моя вера в тебя заменяет любое чувство, - заметил он. - Следующая шлюха мне попалась днём и совершенно случайно. Она шла впереди меня, я даже не смотрел в её сторону и не думал о ней, тётка сама меня окликнула и спросила, можно ли носить такую юбку. Это была жирная, очень бледная баржа, с двойной жопой. Одна росла на обычном месте, вторая на месте талии. Лицо у бледной баржи было жутким и опухшим от водки, я тогда поразился его контрасту с твоей небесной чистотой. Скользкие от крови ступени парадной до сих пор помнят в её доме. - Ты шутишь, - с уверенностью сказала Полина, улыбнулась, встала со своего места и села Денису на колени. Она всегда это делала так внезапно, двигалась так легко и грациозно, что Денис каждый раз терялся, как подросток. - А зимой я ходил на речку топиться, - очень просто, как бы между прочим, произнёс он, - взял лом и стал долбить лёд. Продолбил дырку, а лом из рук выскользнул и утонул. Я развернулся и в первый раз пошёл кого-нибудь искать именно для того, чтобы убить. - Нашёл? – со странным волнением спросила Полина и положила руки ему на плечи.
Денис вздохнул от счастья и обнял её за талию. Он вспомнил Полину пятнадцатилетней девочкой, странно угловатой и подвижной, но с теми же рысьими глазами, правда, ещё немного наивными, и как странно он в неё влюбился. Дело было летом, и Полина сидела на лавке у своего подъезда, босая, в зелёной майке, шортах, худая, смуглая от солнца, совсем как мальчишка, правда, ногти на ногах были накрашены. Рыжие волосы Полина красной ленточкой собрала в пучок на макушке. Она болтала с подружками, одна из которых была сестрой Дениного друга. Денис остановился переброситься парой слов и как придурок простоял чуть меньше часа. За это время он трижды видел, как по внутренней стороне руки Полины скользит к локтю капля пота, и каждый раз не мог сглотнуть. Девчонки принялись хихикать, а Полина как-то странно глянула и язвительно, криво улыбнулась, отчего Денису показалось, что его полоснули ножом. Она встала с лавочки, кивнула всем на прощание и повернулась боком. У неё был удивительный профиль. Что сработало потом, Деня так и не понял. Скорее всего, полное отсутствие внимания с её стороны, потому что он совершенно сошёл с ума. Полина показалась ему таким волшебным существом, одновременно слабым, ласковым и жестоким, что Денис и опомниться не успел, как попал в добровольное рабство. Учитывая разницу в возрасте, это было удивительно и очень неприятно. Он – после армии, видный парень с весёлым нравом и хорошей работой, и какая-то старшеклассница, пусть даже с профилем, но совершенно без груди. Ощутив свою зависимость, Денис попробовал дёргаться, но ничего не получилось. Нужно было найти что-нибудь, чем в свою очередь привязать к себе Полину. Поэтому Деня сперва приучил её брать у него деньги на конфеты, на мороженое с подружками, на сигареты со жвачками, а потом подпоил и лишил невинности. Эффект оказался не совсем таким, какого Денис ожидал. Полина перестала его пускать к себе домой и не брала трубку в течение месяца, а потом позвонила первая и попросила денег. Денис примчался, как ошпаренный, и тогда впервые натолкнулся на ледяной, отталкивающий взгляд. Правда, деньги Полина брала по-прежнему. Она, видимо, мучалась от этого и ненавидела себя, потому что крепко издевалась над Деней и больше уже ни разу его к себе так и не подпустила. Кто никогда не любил, тот не поймёт, почему Денис не плюнул и не нашёл себе другую девушку. Он добросовестно пытался и даже прожил некоторое время с красивой и бойкой молодой бабёнкой, но его немилосердно тянуло назад, к Полине, и он каждый раз к ней возвращался, как к торжествующему злому гению внутри самого себя. После бесчисленных ссор и примирений Полина стала к нему относиться с удвоенной ненавистью.
Они взаимно издевались друг над другом ещё года два, а потом Полина нанесла Денису по-настоящему болезненный удар. Она взяла и вышла замуж. За другого, почти незнакомого человека. Денис чуть с ума не сошёл, когда однажды Полина заявила, что на следующей неделе у неё свадьба и что их отношения полностью закончены. Денис не сдержался и влепил ей такую пощёчину, от которой Полина свалилась на пол, как кулёк с мукой. Через день он купил у знакомого пацана пистолет, с которым и пошёл поздравлять молодых в ЗАГС. Деня, как дурак, до полудня торчал среди нарядных машин, облаков гипюра и пьяных гостей с цветами в руках. Позже оказалось, что роспись Полина заказала на выезд, в ресторан. Если бы Денис знал, в какой именно, то легко пошёл бы и туда. После свадьбы Денис закрылся в себе и чуть не стал человеконенавистником. Он болел Полиной тяжело и долго и, наконец, уже совсем было излечился, как вдруг она позвонила и попросила о встрече. Денис пошёл к ней, как птица к змее. Он окончательно плюнул на остатки гордости и жалкие попытки устроить личную жизнь. Мытарства, которые душа человеческая проходит после смерти, показались бы Денису ерундой по сравнению с тем временем, когда он не видел Полину и видеть не хотел. Встреча получилась очень странной. Полина бросилась ему на шею. Она так горько заплакала, что, казалось, сейчас умрёт, и Дене стало понятно, как сильно она его любит. Никогда, ни раньше, ни позже, он не был более счастлив. Но буквально через минуту Полина оттолкнула его с прежней и даже большей ненавистью. По каким-то непонятным для Дениса соображениям она считала его виноватым в своём замужестве. Деня и сам много думал об этом, потому охотно принял всю вину на себя.
С тех самых пор, уже четыре года, Полина третировала его, как хотела, правда, денег больше не брала. Денис люто ненавидел её и как маньяк ждал каждой минуты, которую они смогли бы провести вместе. Иногда, когда Полина была очень доброй, она садилась к нему на руки, вот и всё. Сейчас она, видимо, была очень-очень доброй, потому что ещё и улыбалась не криво, а по-человечески, всем ртом, мягко и тепло. - Ты же всё наврал, чтобы меня рассмешить? – спросила она. Денис внимательно посмотрел на Полину. - Конечно, - спокойно сказал он. – А тебе хотелось бы, чтобы это было правдой? - Не-е-ет… - протянула Полина и поёжилась. - Тогда это неправда, - пожал плечами Денис. - А что топиться ходил? – спросила она. - А это правда, - с улыбкой ответил Денис. Ему хотелось польстить Полине. - Но ведь это было бы совершенно бессмысленно, - серьёзно сказала Полина, особенно налегая на слово «бессмысленно». - Конечно, некого было бы мучить, пришлось бы мучить мужа, - язвительно заметил Денис. Полина нахмурилась и ящеркой соскользнула с его колен. - Кстати, тебе пора, - заметила она. - Он скоро придёт. - Чего ты не бросишь мужа и не уйдёшь ко мне? – не сдержался Денис. - Ты не понимаешь, - строго сказала Полина, - Мы с тобой замучим друг друга до смерти, а с ним мне хорошо и спокойно. - Но всё-таки чего-то не хватает. Иначе зачем я здесь? – с ухмылкой сказал Денис, забрал у Полины свой пистолет и начал обуваться. Полина молча постояла над ним, потом открыла двери и невзначай заметила: - Да, кстати, совсем забыла… У меня два месяца беременности. Денис замер на месте. - От кого? – глупо спросил он. - От мужа, конечно, - рассмеялась Полина, - Не от тебя же. Она захлопнула дверь и повернула ключ в замке. Прошло несколько минут, а Денис всё стоял у неё перед дверью, как оплёванный, и не мог заставить себя пошевелиться. Это был очередной меткий Полинин удар. Если она задалась целью свести его со света, то у неё хорошо получалось. Зачем оружие, если можно убить словом и отношением?
Домой Деня не пошёл. Сперва хотел найти каких-то приятелей, а потом передумал, купил бутылку водки и «киндер-сюрприз», сел на ступеньке возле супермаркета, выкушал водку винтом и вернулся за новой бутылкой. Вторая пошла лучше. Денис открывал киндер-сюрприз и думал: «Кто-то выигрывает, а кому-то достаётся. Мне досталось. Потому приходится выпивать полторы бутылки водки за двадцать минут… Полину нужно либо уничтожить, либо терпеть… Лучше - уничтожить» Внутри конфеты лежал расчленённый мамонт из «Ледникового периода». Денис собрал его полупьяными пальцами, посмотрел на игрушку с минуту, а потом стал плакать и бить мамонтом по ступеньке. Рядом с ним кучкой собрались таксисты. Сперва они просто смотрели, а потом стали говорить обидные вещи, показывать пальцами и смеяться. Денис одним духом опустошил бутылку, встал со ступеньки, вынул из кармана пистолет, передёрнул затвор и молча пошёл на таксистов. Смех затих. Лицо у Дениса была значительным и страшным, как у любого человека, который по живому вырезал у себя из груди остатки сердца. Таксисты благоразумно разошлись по рабочим местам, две машины немного отъехали – мало ли. Денис немного постоял на месте рассосавшегося скандала, а потом опустил голову и пошёл домой. В одной руке нёс пистолет, а второй вытирал пьяные слёзы. Шёл по пустынной улице и не знал, о чём думать. В голове было гадко. Он брёл от фонаря к фонарю и по нескольку минут стоял под каждым, в кругу света, собираясь с мыслями. Под последним фонарём лежала мёртвая рябая собака. Денис глянул на неё и покачнулся. Его развернуло на сто восемьдесят градусов, Деня запел глупую песню, подцепленную в супермаркете, и пошёл в ларёк за пивом.
Утром он проснулся в своей кровати, больной и несчастный. Денис не сразу понял, где находится и что с ним происходит. Матери дома не было. На тумбочке жизнеутверждающе лежал чудом не потерянный пистолет. Деня со стонами сполз с кровати, сунул пистолет в носок и запихнул в дыру под ванной, чтобы хоть на время с глаз долой. «Пулей не похмеляются», - подумал он, принял душ и полез в холодильник. В холодильнике лежали половина жареной курицы и пакет кефира. «Что такое на самом деле любовь? - думал Денис, доставая курицу. - Это смерть, отложенная на всю жизнь. Она легко найдёт тебя в любой момент, поцелует и уйдёт, а ты останешься в холодной постели. Даже последние сволочи хоть раз в жизни да чирикают в своих идиотских терновниках…» Он выпил стакан кефира, поставил тарелку с курицей на стол и стал думать, что бы от неё отрезать, но тут его внимание привлекло какое-то движение внутри тушки. Денис кряхтя присел на корточки и заглянул в курицу. По стенкам печёного животика ползала огромная, чёрная, блестящая, вся слипшаяся муха, обалдевшая от жира и холодильника. «Я сейчас сам как эта муха, - с тоской подумал Денис. - У меня тоже слипшиеся крылья…» Они с мухой доели курицу. Иногда он пальцем передвигал муху из самых вкусных мест. - Подвинься, дорогая! – говорил Денис и ел. После завтрака он выкинул кости вместе с сотрапезницей в ведро и снова подумал: «Вот и меня, как эту муху, выбросили. А ведь я даже на пиру не погулял, как она»
Полина позвонила через неделю. - Ты не сходишь со мной на анализы? – виноватым голосом спросила она, и прибавила: – А то я уколов боюсь. Денис вскипел от злости, наговорил ей гадостей, оделся и пошёл встречать, замирая от радости и волнения. Полина была бледна и сдержанна. - Ты такая красивая сегодня и всегда, - сказал Денис. – А если нас кто-нибудь увидит и мужу передаст? Или ты сама этого хочешь? - Мне всё равно… - пожала плечами Полина. - Я же тебя люблю, а не его. Денис обалдел. Полина впервые в жизни признавалась ему в любви. - Тогда бросай его, и всё! - горячо сказал он. - Муж зарабатывает больше тебя, - просто, обыденным голосом ответила Полина, и до самой поликлиники они молчали.
В женской консультации Денис чувствовал себя неуютно. Правда, кроме него там были и другие мужчины, но они водили под руки своих собственных бегемотиков. Они гордились будущим отцовством, а Деня снова страдал. У Полины брали кровь на анализ, а он держал её за руку и мучился. В кабинете врача, пока Полину мерили в разных ракурсах и взвешивали, чуть под землю не провалился. Особенно неприятно было, когда красивая блондинистая участковая Полины посмотрела на него серыми глазами поверх круглых очков и серьёзно заметила: - На этом сроке интимная жизнь противопоказана. Берегите жену. Полина видела, что Денис страдает, и улыбалась, как сытая кошка, но после поликлиники согласилась зайти к нему на чай. Возможно, ей тоже хотелось поговорить серьёзно. «Скажу ей, пусть выбирает, - подумал Деня, - либо муж, либо я». Дома он включил водный фильтр, поставил под него большой кувшин и развалился в кресле. Открыл, было, рот, чтоб высказаться, но сделать это не получилось, он глубоко вздохнул. - Ты хотел покоя? – спросила Полина и сморщила красивый нос. - Я всегда хотел только тебя, но без взаимности, а теперь ты ещё и беременна от мужа. Разговор не клеился. Полина посмотрела на Дениса странным долгим взглядом, а потом непринуждённо встала и в один коротенький шажок оказалась перед ним на коленях. Она улыбнулась, прошлась двумя пальцами по бедру Дениса и расстегнула его джинсы. Деня обалдело схватил эту руку, но вторая рука проникла гораздо глубже, отчего сладко замерло сердце и сжались мышцы мошонки. - Ты чего? – растерянно спросил он. - Думаешь, я тебя не хочу? – ответила Полина. – Но ты же слышал, мне сейчас нельзя. Поэтому просто расслабься… Денис закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла. Навстречу рукам Полины ощутимо двинулась плоть. Полина немного раздвинула колени Дениса и стала совсем близка. Денису показалось, что всё его тело сделалось плюшевым, кроме, пожалуй, одного места. Сердце билось через раз от глубокой, засасывающей нежности этой странной, ласковой и жестокой женщины. Горячий и влажный рот Полины становился всё быстрее, а язык искал и находил самые чувственные многоточия… Денис еле сдерживался, чтобы не закричать от поглотившего его удовольствия. Он ещё больше зажмурился и простонал: - Сильнее! Крепче! И стало сильнее и крепче. Мысли разбежались, как тараканы при свете лампы, от смешанных чувств и сухих ловких пальцев Полины. А когда горячий и твёрдый язык с бешеной энергией стал ощутим практически везде и одновременно, у Дениса возникло ощущение, что его тело стало стеклянным, прозрачным и в любую минуту может разбиться на тысячи острых осколков. Забытая вода текла из фильтра тонкой струйкой. Кувшин медленно наполнялся. Вода осторожно подобралась к его горлышку, на мгновение задержалась у тёмной кромки на самом верху, и хлынула вниз по стенкам.
Полина неподвижно сидела в кресле и смотрела в окно, а Денис поспешно вытирал воду на полу. - Хорошо, что здесь плитка, - со смехом сказал он, - а то соседи снизу уже выбили бы дверь! Деня в последний раз выкрутил тряпку, аккуратно развесил её на трубе под батареей, сполоснул руки и подсел к Полине. - О чём ты думаешь, мой аленький цветочек? – спросил он и поцеловал её в шею. - Ни о чём, - спокойно ответила Полина и пожала плечами. В её лице уже не было ни следа недавних эмоций, зато Денис сиял. - Ты моя очаровательная путеводная звезда, - сказал он. – Это было просто потрясающе. Как?! - Да очень просто, - лениво произнесла Полина. – Я мужу каждый день минет делаю. Смотри, Денис, у твоих соседей банкет будет, вон, понесли установку для фейерверка. Знаешь, сколько такой стоит? Денис замер, оглушённый. «Она делает мужу такой минет каждый день, – подумал он. - А я, как скотина, вымолил его чуть ли не на коленях, ценой бесчисленных унижений!» Но убил его не этот факт, а то, как спокойно Полина сообщила данную подробность своей интимной жизни. Буднично, скучая и рассматривая предполагаемый фейерверк. Почему-то именно фейерверк ворвался в мозги Дениса, зашипел, затрещал, как гремучая змея, и стал взрываться оглушительной канонадой. Денис вскочил. Из глаз, носа и ушей у него повалили синие, красные и жёлтые искры. Деня схватился за голову и закричал, как резаный. Он весь горел, особенно странное ощущение было в ногах, будто от колена и до лодыжки, по кругу, живьём сдирают кожу. - Пошла вон отсюда, сука! – орал Денис. – Будь ты проклята! Чтоб ты сдохла! Убирайся к дьяволу, пока я тебя не убил! Полина с ядовитым сарказмом на лице выпрямилась в кресле. - Ты приползёшь ко мне на брюхе, как побитая собака, - спокойно и чётко сказала она. Денис схватил Полину за шкирку, будто нагадившую кошку, выдернул из кресла и немного потрусил в воздухе. Ему хотелось избить её до полусмерти. - Я беременна, - со злостью заметила Полина в его руках и расхохоталась. Денис поволок её к двери. - Не от тебя беременна, - по дороге говорила Полина сквозь смех, - а от мужа, которому каждый день делаю минет… Денис вышвырнул Полину на лестничную площадку, а вслед за нею вышвырнул босоножки на стеклянном каблуке и сумочку-сундучок. - Сука конченая! – крикнул он и с силой захлопнул дверь. Жжение в ногах утихло, но в голове продолжал хлопать и стрелять фейерверк, купленный соседями для банкета. Денис, как бешеный пёс, заметался по квартире. Он был в такой ярости, что даже забыл про пистолет под ванной. Денис вывернул на пол ящик комода, в котором лежали фотографии и документы, отыскал четыре фотки Полины и в клочья изорвал их зубами и пальцами, а потом вдруг увидел свой паспорт. Денис сглотнул и взял его в руки. «Точно, - подумал он. - А если нет, тогда я не человек, а собака. Я себя уже давно не уважаю, но я всё-таки человек. Точно, так и сделаю...» Деня сунул паспорт в задний карман джинсов, бросил в рюкзак футболку, пару скрученных в узел носков и томик Гумилёва, быстро наскреб матери записку с обещанием позвонить, и бросился вон из квартиры. Он бежал к вокзалу так, будто фурии гнались за ним по пятам и рвали клочья мяса из спины. Фейерверк в голове немного стих, и теперь больше всего на свете Денис боялся передумать. Душа болела и просилась домой. «Ты же знаешь, что Полина без тебя жить не может, - сказал ему внутренний голос. – Она как всегда позвонит и попросит прийти». «И я, как побитая собака, приползу на брюхе», - яростно возразил ему Денис. «Так ведь к любимой», - вкрадчиво заметил внутренний голос. «К дьяволу!» - отрезал Денис и сел в попавшуюся электричку.
Следующие несколько дней были кошмаром, который Денис старался не вспоминать. Он чувствовал себя больным и разбитым, ругался с проводниками, ездил в тамбурах, читал Гумилёва и пил, если кто-нибудь ему наливал. Он трижды делал пересадки и уезжал всё дальше, увозя с собой свою боль и ненависть, которые были плохой пищей. Денис постоянно хотел есть. Денег у него было мало, занять у кого-нибудь на дорогу он не догадался и питался чем попало в привокзальных ларьках или покупал у бабки на перроне пирожок и долго его жевал, чтобы притупить чувство голода. Из болезненного, лихорадочного состояния его вывел дикий случай. Денис проснулся ночью в тишине, поезд стоял в каком-то городе. Он справился о времени отправки, пересчитал мятые бумажки в кармане и выскочил на перрон. Денис присмотрел издали какую-то забегаловку и ринулся в ту сторону, но попасть на ужин так и не смог, случайно налетев в темноте на двух незаметных граждан подозрительной наружности. - Осторожнее, сынок, - угрожающе-ласково сказал мужик с красивым орлиным носом и некрасивой плешью на голове. - Не толкайся. А вдруг я упаду, получу сотрясение мозга, заплатить придётся! Второй хохотнул над остроумной шуткой товарища и пристально уставился на Дениса мутным взглядом говядины. Ещё неделю назад Деня извинился бы и пошёл дальше, но теперешний Денис, взвинченный до последней степени, злой и голодный, хотел драться, поэтому он в свою очередь пристально уставился на мужиков и раздельно произнёс: - Такое понятие, как сотрясение мозга, подразумевает под собой его наличие в черепе. Вы ни в чём не ошиблись? Задетые граждане переглянулись. - Эгэээ, малыш… Да ты дурак и хам, - сказал мужик с орлиным носом. - А ну-ка извинись красиво, сучонок, - добавил второй, и быстро опустил руку в карман. - Охотно! – сказал Денис и со всей дури, со всей своею злостью врезал между мутных глаз этому мужику, увернулся от кулака орлиного носа, схватил нож, выпавший из разжатой руки первого, и лезвием встретил летящее на него тело – раз, и ещё раз. Орлиный нос дважды хекнул, удивлённо спросил: - Что ж ты делаешь, сука? А потом схватился за живот, повалился на колени и навзничь. Денис вздохнул, вытер нож об одежду упавшего. Тот, которого он ударил первым, медленно согнул ногу в колене и снова замер. Денис посмотрел на лезвие. Это был шикарный выкидной нож. Отличное, стальное лезвие с кровостоком, с удобной рукояткой - изделие золотых рук, томящихся за толстыми стенами. Денис закрыл нож, сунул его в карман и быстро пошёл назад, к поезду. «Если меня повяжут, то накормят не раньше завтрашнего вечера…» - безразлично подумал он. Жрать хотелось страшно, но мандраж всех последних дней удивительным образом прошёл. Внезапно позади послышались торопливые шаги и голос: - Парень, постой! «Если это тот, первый, очухался, то надо тоже…» - спокойно подумал Деня. Он на ходу вынул нож, открыл его и развернулся всем корпусом, готовый ударить. К нему торопливо подходил совершенно незнакомый, ни разу не виданный человек маленького роста. Изящный, как танцор, и хрупкий, словно Кэн, муж куклы Барби. Не человек, а человечек. Человечек тяжело дышал и как-то странно смотрел на Дениса. - Кроме меня никто не видел, - наконец сказал он. Денис молча стоял с ножом в руке и смотрел в глаза человечку. - А ты отчаянный, и видно, что не местный, - продолжал Кэн, - иначе знал бы, к кому лезешь, и не лез. - Дальше? – коротко спросил Денис, сложил и спрятал нож. - Я давно ищу такого, как ты, - продолжал Кэн. - Идём со мною, а? Выпить, закусить хочешь? Денис секунду подумал и пошёл вслед за человечком к стоянке такси. Рюкзак с футболкой, носками и томиком стихов уехал в голубом вагоне без него.
В мужчине природой заложена тяга к крысиным бегам. Заработать побольше, залезть повыше, урвать послаще. Деньги – мужской макияж. У кого их больше – тот красивее для себя и людей. Кто-то склонен к крысиным бегам больше, кто-то меньше, но каждый в меру своих сил и способностей куда-нибудь бежит наперегонки с остальными. Женщине проще, с неё спрос невелик. Для неё семейный очаг и потомство главнее, но это не значит, что в крысиных бегах женщины не участвуют. Ещё как участвуют, только приоритеты у них другие – им хочется гламуру, но гламур, как и фарт, – один на всех, вот и выходит, что большинство женщин бывают обмануты в своих надеждах. Однако, быстро бежать и высоко прыгать женщина чаще всего не способна, потому она старается изловить любого бегуна мужского пола. Особо жёсткая охота идёт на бегущих впереди фаворитов. Если женщина ловит кого-нибудь из бегунов, она впивается в него намертво, как клещ, и дальше уже просто погоняет, чтоб не слишком медленно бежал в сторону гламура, который, по счастью, совпадает с направлением фарта. Иногда из-за впившейся женщины бегун слетает с дорожки, но порой, даже с парой-тройкой кровососок на хребте, он способен просто на удивительные результаты. Восемь бегунов из десяти обычно остаются за бортом, в разной, большей или меньшей степени покалеченные, и только единицы добиваются желанного первенства и хорошего макияжа. Кто-то выигрывает, а остальным просто достаётся, потому что фарта на всех не хватает, но всё равно, все бегут, бегут, бегут…
Кэн оказался довольно неплохим человеком и отличным каталой. Почти семь лет Денис катался с ним из города в город и помогал уходить от неприятностей, которых было достаточно, но Денису с Кэном почти всё время везло, закон удавалось обходить, бандиты их не беспокоили. Работали они по старой и простой схеме: Кэн по наводке чистил фирмачей, Денис помогал забрать деньги, которыми Кэн впоследствии делился с ним, с наводчиком и со своей крышей. Деньги были лёгкие и текли сквозь пальцы, правда, время от времени Денис посылал приличную сумму матери. Женщин он себе принципиально не заводил, довольствуясь проститутками, с ними хоть понятно было, что именно ты покупаешь. К проституткам Денис относился уважительно, а не так, как большинство его коллег. «Проститутка тоже человек, - думал Денис, - Точно такой же, как я, просто работы у нас разные…» Он ждал, пока образ Полины станет бледным и сотрётся из памяти, но полностью забыть её всё равно не мог и когда напивался, то впадал в лирику и начинал читать на память Гумилёва и Блока, чем очень веселил Кэна. - Ну, ты и придурок, - улыбался Кэн. - Ты мне скажи, как в тебе всё это уживается?! - В этом уживаюсь я, - отвечал Денис. Когда ему становилось уж очень тоскливо, он шёл делать педикюр в одну цирюльню, где девушка, мастер педикюра, была немного похожа на его путеводную звезду. Тоже рыжая, стройная, зеленоглазая. Правда, без профиля, взгляда и улыбки, но, в общем, очень приятная девушка. Порой Дене приходило в голову пригласить её на ужин, но каждый раз он сдерживался. Ну её, ещё прилипнет. За Кэном тащилась прилипшая хуже жвачки женщина, смотреть на их отношения Денису было смешнее, чем «Ну, погоди!» Денис жил, как живётся, ничего не хотел, ничего не ждал, просто бежал по кругу рядом с Кэном, вот и всё. Но Случай подкараулил Дениса сам и напал из-за угла, как пьяный гопник возле дискотеки. Тот самый Заветный Случай, которому был бы рад каждый участник крысиных бегов. На первый взгляд дело было самым обычным, и ничто не предвещало дурного финала или крутого поворота в жизни, но фирмачи попались очень жирные, битком набитые зеленью. Они стали кричать, что их обобрали, охрана схватилась за стволы, в результате чего из номера гостиницы, набитого трупами, вышел один Денис, с огромными, во весь глаз зрачками, текущей царапиной на плече и с портфелем из светлой кожи. В нём лежала банка из-под томатного соуса, полная кокаину. Крышка на банке была зелёной, чуть темнее по цвету, чем остальное содержимое портфеля. Надпись на банке гласила:
Помидора! Попробуй – тебе понравится!
Обалдевший, оглохший от стрельбы Денис спрятался под лестницей и подождал, пока мимо него с топотом пронеслись охранник с портье. А потом вышел на улицу, прыгнул в машину Кэна и раздавил педаль газа. Кэн остался лежать там, наверху, с аккуратной маленькой дырочкой в переносице, развороченным затылком и Дениным горячим пистолетом в мёртвой руке. Маленький человечек и большой игрок окончил свою крысиную гонку. Без единой мысли и капли сомнения Денис гнал машину домой, заливая в себя двойной экспрессо и втирая в дёсны кокаин, чтоб не уснуть за рулём. Рана была скользящей, она перестала кровоточить, когда он намотал повязку, но если бы в плече сидела пуля, ему пришлось бы туго. Фарт широко улыбался, Денис шел на шаг впереди остальных. На половине дороги он бросил машину с ключами в замке, сел в электричку и вернулся в родной город точно так же, как уехал из него.
Вернулся – и очутился в старом, уютном мире детства. Дома ничего не изменилось, только мать постарела, осунулась. - Ну, не плачь, ма, - сказал Денис. - Теперь у нас с тобой всё будет хорошо, я больше никуда не уеду. Почему бачок от унитаза течёт? Меня нет, так починить некому? Я же посылал тебе деньги. - Зачем мне, старухе, деньги? – с обидой возразила мать. – Мне, одной, и пенсии хватало. Я их для тебя сберегла. Денис чуть не заплакал. - Ма-а-ам! Ну, какие деньги?! – с тоской сказал он. - Я так по тебе соскучился! Денис спрятал портфель, пошёл в ванну и залез рукой в старый тайник. Ствол лежал на месте, правда, он подмок и отсырел, но это было поправимо. Деня двое суток просидел дома, отсыпался, отъедался, лечил плечо. Он наврал матери с три короба о том, где был и чем занимался, но спросить про Полину никак не мог, пока мать сама не сказала: - А твоя Полинка-то с мужем развелась… Сказала и отвернулась, она не любила Полину. Денис опустил голову и принялся рассматривать ногти на руке. Ноготь указательного пальца был весь жёлтый от табака. - Давно? – равнодушно спросил он. - Да года три уже. Потом ещё с каким-то жила, тоже разбежались, а потом и вовсе куда-то пропала, продала квартиру, что ли… Денис почувствовал громадное облегчение с лёгким привкусом досады, как будто чаю с молоком хлебнул. Вроде и вкусно, но немного противно. - Ты бы ещё покушал, сынок? – спросила мать. - Не, ма, - отказался он. - Я лучше пойду по городу прошвырнусь, может, к ребятам зайду знакомым. Он оделся в чистое, сунул пару сотен в карман, втянул дорожку и пошёл сперва по магазинам, а затем к приятелям. Один друг Дениса уехал, двое сели, а остальные все до одного переженились, даже армейский дружок жил с миловидной женщиной, будто эпидемия прокатилась. Дениса везде встречали радостно, в связи с чем он вернулся домой только через сутки и только для того, чтобы взять денег. - Ма, давно с друзьями не виделся, - виновато сказал он, чмокнул мать в щеку и снова улетел. Неделю Денис гулял и поил толпу народа. Полины никто давно не видел. «Я свободный человек! – думал Денис. – Всю жизнь начну заново. Прощай, путеводная звезда!»
Денис заказал сорокоуст о покойном Кэне, щедро пожертвовал на церковь, а заодно и подружился с протоиереем. Батюшка советовал прикупить недвижимости. - Подумайте о престарелой родительнице, Денис Игоревич, - сказал он в частной беседе за бутылкой французского коньяка. – На старости лет нужно дать матери опору и благополучие. Отличный домик продаётся, в два этажа, с землицей, и дешево, я бы сам купил, да на что мне? А у вас семья будет. - Да какая у меня семья? – отмахнулся Денис. - Это сейчас вы бессемейный, но человек должен оставить потомство, - мягко произнёс батюшка и погладил бороду. - У меня прихожане есть, очень приличные люди, держат своё дело, у них дочь только институт закончила. Чудесная, благонравная девица! - Хорошенькая? – глупо спросил Денис и устыдился. - Кругленькая, как пышечка, - улыбнулся батюшка, - а главное, благонравная, очень приличная и верующая девица. Прекрасная мать и хозяйка получится. А у родителей серьёзное дело. - Так что там с землицей? Думаете, выгодно брать? – быстро произнёс Денис. - Очень выгодно, Денис Игоревич. Только дорожать будет. «Прощай, путеводная звезда, - думал Деня, глядя в ночное небо, - яко познакомлюсь, аз окаянный, с благонравной девицей и женюсь, дабы оставить потомство…» Но знакомиться не торопился, правда, дом посмотрел, одобрил и купил. Потом купил кабриолет красного цвета. И ещё кое-что полезное, но, по сравнению с домом, землёй и машиной, так, мелочи.
Однажды, субботним тёплым утром Дениса занесло на местный рынок. Намечались шашлыки. Он отправился выбрать мясо, заодно и в рыбный павильон зашёл. В рядах стоял крепкий, тошнотворный дух селёдочных бочек, речной рыбы и копчёной кильки. В воздухе вились полчища мух. Народ оживлённо гудел, толкался, торговался. Инвалид с баяном ходил по рядам и пел с пьяным надрывом: «А бееелый леееееебедь на прудуууу качает паааавшую звездуууу…» Грузчики грохотали тележками. «Ноги! Ноги! Ножки! – кричал грузчик, чтобы ему с тележкой дали дорогу, и, проезжая мимо жирной тётки рявкнул басом: - Окорочка!» Денис пожалел, что не захватил с собою плеер. «Щуку копчёную возьму, что ли, - думал он. - И креветок килограмма с два, не забыть бы… А бееелый леееебедь на прудуууу… Тьфу! Вот дрянь…» Он остановился перед каким-то прилавком, разглядывая рыбу, а потом поднял глаза и застыл соляным столбом, как жена Лота. За прилавком, в жаре и вони, стояла его путеводная звезда и продавала селёдку. В ту же секунду базар вымер, время остановилось. Вокруг Дениса наступила мёртвая тишина. Полина была постаревшей, ужасно худой и какой-то замученной. Вокруг рта у неё прорезались морщины, на нижней губе безвольно висела незажжённая сигарета. Костлявые плечи сгорели и шелушились. Полина сутулилась. Рыжие волосы она остригла и выкрасила в блонд, что совершенно ей не шло. Денис просто поразился, насколько она изменилась. Он запросто мог бы пройти мимо и совершенно не узнать её. «А ведь я её больше не люблю!» - со страхом подумал Денис и вдруг ощутил тяжелое, по-настоящему непоправимое горе. - Вам чего? – грубо спросила Полина, подняла на него глаза и тоже замерла, как будто заглянула в лицо Горгоны. Она смотрела на Дениса, и тот вдруг увидел себя со стороны – дорого одетый, подтянутый, ухоженный, чисто выбритый молодой мужик, поражённо её разглядывающий. А потом во взгляде Полины сквозь безграничное изумление проступил самый настоящий ужас. Она густо покраснела и дважды моргнула, совершенно беспомощно, не отводя глаз от его лица. Никогда раньше у прежней, наглой и гордой Полины не было такого униженного взгляда. Денис почувствовал себя неловко. Лучше всего было развернуться и уйти, сделать вид, что не узнал Полину, но он не мог сдвинуться с места и всё смотрел на неё со страхом и любопытством, как на какое-то гадкое насекомое. «Так за что же я её любил? – поражённо думал он. – Неужели за красоту? Выходит, меня поработила оболочка? Я страдал столько лет из-за сброшенного панциря?!» Он опустил глаза. Из-под прилавка виднелись ноги Полины в рваных вьетнамках. Похоже, она не пила, а просто очень нуждалась, потому и пошла продавать селёдку. А Полина всё так же просила его уйти своими сухими глазами, полными ужаса. Мальчишка-оборванец стянул у неё из-под носа большую безголовую скумбрию и с рыбой в руке припустил наутёк, ловко лавируя среди людей. Денис проследил за ним взглядом. Морок исчез, в уши ворвался базарный шум, крики торговок, грохот тележек. И тогда он улыбнулся, шагнул к прилавку и спокойно сказал: - Привет, Полина! Как дела? Мне килограмм селёдки взвесь, пожалуйста, и триста грамм тюльки пряного посола. - Привет, Денис. Балтийской или черноморской? – спросила Полина и язвительно улыбнулась. «Даже если я умру, всё равно не перестану ощущать твою нежную руку в моей…» - вспомнил Денис и ужаснулся. А потом открыл рот и сказал: - Балтийской…
А давай наперегонки до горки? - предложил он ей, предвкушая победу. - Неа. - отказалась она - Воспитательница сказала не бегать. Попадет потом. - Струсила? Сдаешься? - подначил он ее и засмеялся обидно. - Вот еще. - фыркнула она и рванула с места к горке. Потом они сидели в группе, наказанные, под присмотром нянечки, смотрели в окно как гуляют ругие и дулись друг на друга и на воспитательницу. - Говорила тебе - попадет, - бурчала она. - Я бы тебя перегнал обязательно - дулся он - - Ты нечестно побежала. Я не приготовился... - - А спорим, я быстрей тебя читаю? - предложил он ей. - - Хахаха. - приняла она пари - Вот будут проверять технику чтения и посмотрим. Если я быстрее - будешь мой портфель до дому и до школы таскать всю неделю. - А если я - отдаешь мне свои яблоки всю неделю! - согласился он. Потом он пыхтел по дороге с двумя ранцами и бурчал: - - Ну и что! Зато ты не запоминаешь, что читаешь и пишешь медленнее. Спорим?... - А давай поиграем. - предложил он - - Как будто бы я рыцарь, а ты как будто бы дама сердца. - Дурак. - почему-то обиделась она. - Слабо? - засмеялся он - - Слабо смущаться при виде меня? И дураком не обзываться тоже слабо. - - И ничего не слабо. - повелась она - Тогда вот чего. Ты меня тоже дурой не обзываешь и защищаешь. - Само собой - кивнул он - А ты мне алгебру решаешь. Не рыцарское это дело. - А ты мне сочинения пишешь. - Хихикнула она - Врать и сочинять - как раз рыцарское дело. А потом он оправдывался в телефон: - А не надо было себя как дура вести. Тогда никто бы дурой и не назвал. Я, кстати, и извинился сразу... - Ты сможешь сыграть влюбленного в меня человека? - спросила она - С трудом. - ехидно ответил он - Я тебя слишком хорошо знаю. А что случилось? - На вечеринку пригласили. А одной идти не хочется. Будут предлагать всякое - Нуу.. Я даже не знаю, протянул он. - Слабо? - подначила она. - И ничего не слабо, - принял он предложение - С тебя пачка сигар, кстати. - За что? - не поняла она. - Эскорт нынче дорог, - развел руками он. А по дороге домой он бурчал: - Сыграй влюбленного, сыграй влюбленного. А сама по роже лупит ни за что... Влюбленные между прочим целоваться лезут обычно: - Что это? - спросила она. - Кольцо. Не очевидно разве? - промямлил он. - Нибелунгов? Власти? Какая-то новая игра затевается? - -Угу. Давай в мужа и жену поиграем, - выпалил он - - Надо подумать, - кивнула она. - Слабо? - подначил он. - И ничего не слабо, - протянула она - А мы не заигрываемся? - Да разведемся если что. Делов-то. - хмыкнул он. А потом он оправдывался: - А откуда мне знать, как предложения делаются? Я ж в первый раз предлагаю. Ну хочешь еще раз попробую? Мне не слабо. - Сыграем в родителей? - предложила она. - Давай. В моих или в твоих? - согласился он - - Дурак. В родителей собственного ребенка. Слабо? - Ого, как, - задумался он - Не слабо, конечно, но трудно, небось. - - Сдаешься? - огорчилась она - Не, не. Когда это я тебе сдавался? Играю, конечно, - решился он. - - Усложняем игру. Ты теперь играешь в бабушку. - Правда? - не поверила она. - 3900. - кивнул он - Пацан. Слабо тебе в бабушку сыграть? - - А ты в данном случае во что играешь? - В мужа бабушки, - засмеялся он - - Глупо мне в бабушку играть. - В де-душ-ку. Как бы ты тут не молодился, - засмеялась она - - Или слабо? - Куда я денусь-то...
- Она сидела у его кровати и плакала: - Сдаешься? Ты сдаешься что ли? Выходишь из игры? Слабо еще поиграть? - - Угу. Похоже, что так, - ответил он - Неплохо поиграли, да? - Ты проиграл, раз сдаешься. Понял? Проиграл. - Спорное утверждение, - улыбнулся он и умер".
Тебе 17, ему 29. Ты говоришь ему «Вы», ведь он такой старый, а ты плохо целуешься.
Тебе 21, ему 33. Тебе нужно писать диплом, а ты торчишь до утра по ночным клубам. Валера, Женя, Олег пригласили тебя на выходные в три разных места. А ты выбегаешь в пятницу вечером из подъезда, плюхаешься к нему на сиденье и замираешь – он такой взрослый! И может позволить себе намного больше, чем все Валеры, Жени, Олеги вместе взятые.
Тебе 23, ему 35. И он неплохая для тебя партия. Так говорит мама. А ты ведь только рассталась с Артёмкой, который тут же женился на вашей же одогруппнице и твоей лучшей подруге. Ты чуть не порезала вены, но что-то не захотелось в последний момент.
Тебе 25, ему 37. Он крутой, на пике карьеры, а тебе пора бы рожать. Юлька вчера проколола ботокс, ты, стоя у зеркала, понимаешь, что скоро и твой черёд. Ещё ты думаешь о том, нужен ли ему твой ребёнок, ему ведь и без него хорошо. Свадьба была всего год назад, а его часто нет вечерами.
Тебе стукнул тридцатник, ты стала старше, чем он в вашу первую встречу, а сейчас ему всего 42. Он молод, почему они так долго не старятся? Тебе ведь уже тридцать, ты вышла в тираж! Наверняка у него есть любовница, на том дне рожденья дочь Владислава так жалась к нему и пошло хихикала.
Тебе 35, ему 47. Он всё ещё молод, хотя и чуть матереет. Про себя ты называешь его Седым графом, но только врёшь сама себе – он в прекрасной форме. А на тебя уже давно не заглядываются мальчишки. Вчера соседкин сынок-студент обратился к тебе на Вы.
Тебе 43, ему 55. Ваша дочь сказала вчера, что выходит замуж. И ждёт, конечно ребёнка. Скоро ты станешь бабушкой, а он-то чему так рад?! Жизнь ведь прошла, не успев начаться!
Тебе 50, ему 62. Он был здоров и весел. Ещё вчера, на твоём дне Рожденья. А вечером случился инфаркт, и его вдруг не стало. Ты прочитала, что по статистике проживёшь ещё 25 лет, но почему-то не хочется.
Витя ехал на работу и на душе у него было тошно до слез. Тошно не от предстоящей работы и даже не от мертвой пробки, Вите было невыносимо стыдно, да так стыдно, как не было, наверное, еще ни разу в жизни. Пугала сама мысль о том, что вечером неминуемо придется возвращаться домой и опять смотреть в глаза своему верному и немногословному таджику Умару. А в памяти, одна за другой всплывали и всплывали разрозненные картины далекого и недавнего прошлого, они собирались в один огромный давящий ком, разрывающий голову: - Хайдаров, Хайдаров, ну да, Хайдаров, он еще в противогазе сознание потерял… Витя вспомнил, как год назад, заехал на «рынок рабов», чтобы выбрать себе толкового и недорогого таджика для охраны загородного дома, ну и так, для текущих хозработ: - Машину окружила большая толпа заискивающих «рабов», но их всех растолкал Умар – седой, но еще вполне крепкий таджик с почти полным комплектом зубов… Боже мой, он даже о зубах тогда подумал, выбирал себе таджика основательно, как коня на базаре. Стыдно-то как.
Пыльный Умар, с неподдельным счастьем на лице, панибратски бросился Вите на шею, но Витя грубо оттолкнул таджика в грудь, брезгливо осмотрел его, постелил на заднее сидение своей машины клеенку, забрал паспорт и велел садится, только ни к чему не прикасаться – машина, мол, новая и стоит как весь умаровский кишлак… Потом Витя вспомнил, как однажды Умар, упал вдруг перед ним на колени и с самыми настоящими слезами в глазах принялся умолять: - Виктор Михайлович, разрешите сюда приехать моему сыну. Клянусь Аллахом, он очень хороший и работящий парень, не пожалеете. Ему ничего не нужно, мы будем вместе жить над баней, а если хотите, он может ночевать в сарайке с лопатами, вы даже не увидите его никогда. Платить ему не надо, он сам у соседей заработает, только пожить пустите. Витя недовольно кривил губки и говорил, что ему тут не нужен целый таджикский колхоз, но все же сжалился над мужиком, разрешил и действительно – ни разу не пожалел об этом. Его сын – Али, оказался незаметным, как привидение и работящим как экскаватор, они вдвоем, всего за месяц, практически бесплатно отгрохали шикарную беседку с камином. …Вспомнилось, как однажды зимой, в дачный поселок, вдруг нагрянул неожиданный рейд УФМС и Витя, с барского плеча, разрешил перепуганному Умару с сыном переночевать прямо в господском доме, правда, не в прихожей, а у двери на коврике… Стыдобища-то какая. А ведь тогда ему казалось, что он само воплощение благородства и человеколюбия, ведь эти забитые таджики и так готовы были целовать хозяину руки за то, что спас их от облавы и депортации… А сегодня утром, он как всегда, на идеально вымытой машине, выезжал на работу и заботливый Умар, как обычно открыл перед хозяином ворота, потом неожиданно широко улыбнулся, игриво отдал честь и весело доложил: - Виктор Михайлович, от души поздравляю вас с днем танкиста. Броня крепка и танки наши быстры! Витя заулыбался, поблагодарил, вручил Умару полтинник на сигареты и тронулся в путь. Но, проехав десять метров, вдруг затормозил и дал задний ход. Снова поравнялся с таджиком и подозрительно спросил: - Умар, погоди, а почему ты меня сейчас поздравил с днем танкиста? Ты откуда знаешь, что я служил в танковых войсках? Умар почему-то удивленно открыл рот, выпучил глаза и стоял так довольно долго, не зная что сказать, наконец он ответил: - Как? Виктор Михайлович, мы же с вами в Чите в 85-м, в одной роте в танковой учебке служили… Разве вы меня тогда, год назад, не узнали, когда на бирже труда выбирали? Я Хайдаров. Не помните?…
Садись, я расскажу тебе что-нибудь. Я не буду гундеть о том, что у меня все как-то так себе, перечислять своих родственников, хвастаться богатыми и могущественными знакомыми, которые могут все... И я здесь, в этом зале ожидания только потому, что им некогда отвезти меня на своем шикарном джипе.
Я расскажу сказку. Обычную сказку, отстоящую от реалий так же далеко, как ты села от меня. Ты просто слушай.
В одном старом ящике стола жили свечи...
Да погоди морщиться - никаких глупых шуток о лечении. Это были обычные восковые свечи, которые лежали и ждали, когда им дадут шанс разогнать темноту. Своим маленьким мерцающим огоньком они сужали даже огромный амбар до размеров освещенного стола.
Амбициозные, они думали, что они строят большие черные стены из темноты. Ведь, перед тем как зажечься, свечи видели только прозрачную серость повсюду. А потом они загорались, и сжимали пространство вокруг себя, отодвигая в небытие огромный холодный зал и создавая из темноты маленький уютный угол, в котором был только огонек свечи и пара человек, неотрывно смотрящих на огонь.
Ты же знаешь, человек может бесконечно смотреть на танцующий огонек свечи. Там, где он танцует – становится теплей и уютнее, хотя физического тепла от свечи исходит так же мало, как мало интереса ко мне и этой сказке у тебя в глазах.
Свечи часто ломались и отказывались гореть. Люди не ценят их жертвенности. Люди не видят как они плачут тягучими восковыми слезами, сгорая для того, чтоб двоим стало чуть уютнее и было на что молча смотреть. Свечи ломались и отказывались гореть. Их переплавляли в восковые слезы, делая абсолютно новые, целехонькие.
Поэтому свечи не одобряли тех, кто сломался. Бессмысленно отказываться светить. Не важно откажешься или согласишься – выплачешься в слезу весь. Так не лучше ли это делать с огоньком?
Остаемся я, ты и танцующий огонек.
Иногда свеча уставала держать на своих плечах этого беспокойного танцора и падала на бумажную скатерть. И тогда один маленький танцор пытался стать множеством величайших танцоров, сжигающим в своем танце все вокруг.
Ты ведь знаешь как бывает, когда танец выжигает все вокруг себя и внутри тебя?
Когда с танцем вместе умирает любое желание двигаться. Не качай головой – я уверен, что ты точно знаешь это ощущение. Иначе бы не плясал в твоих глазах огонек, несмотря на твою усталость с дороги и перед дорогой.
Ты ведь понимаешь, что я не пытаюсь намекнуть на банально-философскую предопределенность судьбы и что наша встреча была предопределена где-то, кем-то и совсем не случайна. Всего этого нет.
Есть просто два путника – ты и я.
И я просто рассказываю тебе сказку. Мы оба смотрим на воображаемый огонек свечи и весь этот огромный город, весь этот зал ожидания уходят в никуда.
Что? Через десять минут самолет, и ты улетишь на пару тысячу километров от этого зала? Мне через час и лететь я буду в другую сторону, увеличивая пропасть километров между нами.
Я даже не спросил, как тебя зовут. Что? О каких свечах? Сказку? Я рассказывал? Ты ведь не думаешь, что я, сидя рядом с тобой и зная что ты вот-вот уедешь навсегда, способен следить за сюжетом и ходом повествования. Ты ведь не думаешь, что мне не все равно, о чем я говорю, пока ты сидишь рядом и внимательно меня слушаешь?
- Эта сука думает, что у тебя съехала крыша, – он улыбается так, будто знает все секреты на свете. - С чего это ты взял? – не собираюсь верить ни одному слову. - А с того, что она сегодня звонила какому-то психотерапевту, или психиатру, или психологу. Так вот, она с ним долго разговаривала, угадай, о ком. « Я так обеспокоена его состоянием, меня тревожит его поведение». И прочая пурга. И договаривалась о приёме. Да. Он многозначительно замолчал, ожидая моей реакции. Не будет никакой реакции. Он провоцирует меня. Делаю вид, что не замечаю его. Бритва скользит по щеке, словно снегоуборочная машина, оставляя чистую полосу среди белоснежной пены. Если кто здесь и сумасшедший, то это он сам. - Поверь мне, дальше будет ещё хуже. Она просто запрёт тебя в психушку. И пока тебя будут пичкать антидепрессантами, колоть серу, пока будут делать лоботомию и ковыряться в твоих мозгах, она оттянется по полной с твоим лучшим другом. Ты же знаешь этих друзей. А он совсем не равнодушен к ней, и не упустит момента поставить парочку пистонов. Да что я тебе рассказываю, ты и сам в курсе. - Иди в жопу, - отвечаю я. - Ну, как знаешь. Это твоя жизнь. Пальцы скользят по подбородку в поиске пропущенных щетинок. - Слушай, у меня хорошая идея. Может просто отрезать ей голову? Подумай. У тебя же есть на кухне большой острый нож? - Прощай, - отвечаю я. - До встречи. «Прощай» - это слишком оптимистично.
Чёрная полоса в жизни затянулась надолго. Беспросветно. За три месяца я похудел на двадцать килограмм. Нервы и бессонные ночи, литры кофе и несметное количество сигарет. От прежнего весёлого, румяного толстячка осталась только тень с поседевшими висками и мешками под глазами. Так тяжело ещё не было никогда. И тогда появился он. Уставился на меня с той стороны зеркала с ехидной улыбкой. - Привет, - сказал он. Или это сказал я, или мы сказали одновременно. Не помню. - Хреново? – спросили мы. - Хуже некуда, - ответили мы. - Ничего, дружище, всё пройдёт. Вот увидишь. Всё будет в шоколаде. Мы улыбнулись друг другу. С этого дня мы стали встречаться регулярно. Иногда я специально заходил в ванную комнату, чтобы переброситься парой фраз.
- С кем ты разговариваешь в ванной? – спросила жена. Вопрос застал меня врасплох. - Ни с кем, - соврал я. – Я репетирую речь. - Да? - Я буду представлять новый проект. - Ты серьёзно? Тебя повысили? – в её голосе смешались надежда и недоверие. - Пока нет вакансий, но в перспективе… - Милый, я всегда верила в тебя. - Я знаю. Ей совсем не обязательно быть в курсе моих проблем. - Ты так много работаешь. Может, возьмёшь отпуск на пару недель? Куда-нибудь съездим? Отличная идея, особенно, когда у меня взяли подписку о невыезде. - Не сейчас. Чуть позже. Обещаю. Она не знает, что я уже месяц не хожу на работу. Вместо этого регулярно встречаюсь с адвокатом и прокурором. Остальное время бесцельно брожу по городу. - Я люблю тебя. - И я тебя.
- Сюси-муси, розовые сопли, - кривится он. – Ты ей веришь? Посмотри на себя. Разве таких можно любить? Ты же полное дерьмо! Неудачник и совсем не красавчик. Я удивлён. Он никогда со мной так не разговаривал. - На себя посмотри. Опять этот сарказм в глазах. - Я сказал это не для того, чтобы тебя обидеть. Наоборот, я единственный, кто скажет тебе правду. Запихнёт в тебя горькую пилюлю. Даст стимул к переменам. Кем ты был? Балагур, душа компании, рубаха-парень, достаточно умный, чтобы сделать блестящую карьеру. И что? Кем ты стал? Шестёрка, попка, которая ставит подписи, не читая, на каждой бумажке, которую подсовывает начальник. Кучка наивного дерьма. Сколько у тебя было друзей? А подруг? И что сейчас? Домосед, подкаблучник и тряпка. Когда ты последний раз упивался в баре? Когда последний раз дрался? Когда хватал за задницу прекрасную незнакомку? Они смяли тебя, растоптали, смешали с навозом. Все. Все против тебя. Весь мир. Тебе не кажется, что пора взяться за этот мир, и надавать ему по соплям? Я ошеломлён. До этого мы просто перекидывались ободряющими фразами. А тут такой монолог. Отражение в зеркале читает мне мораль. Ха! Да пошел он. Сам дерьмо и тряпка. Мне нравится моя жизнь. Я люблю свою жену. Неприятности? Я уверен, что всё решится в мою пользу. Адвокат обещал… - Адвокат – дешёвая проститутка. Его давно уже перекупили, - он читает мои мысли. – Он без всяких колебаний преподнесет тебя суду на блюдечке. Даже прокурору делать нечего будет.
После этого разговора я избегал встреч. Перестал бриться и старался не задерживать взгляд на зеркалах. Но мне не хватало общения с ним. Пусть он говорил резко, но в чём-то он однозначно прав. В том, что пора что-то делать со своей жизнью. И я вернулся. - Привет, - сказали мы и улыбнулись друг другу. - Хреново. - Ничего, всё поправимо. Доверься мне. - Как? Ты же просто моё отражение. - Да? Ну-ну… - опять эта многозначительная ухмылочка. - А что, нет? Выражение его лица сменилось на презрительно-злобное. - Нет, козёл! Конечно, нет! - Ты ошибаешься, - я пытался улыбнуться, но ничего не вышло. Мышцы лица словно стянула судорога. - Нет, парень, это ты ошибаешься. Он резким движением смахнул с полки под зеркалом бутылочки, пузырьки и тюбики. Часть упала в раковину, часть - на пол, флакон духов разбился о кафель, и наполнил ванную удушливо-сладким ароматом. Он достал из раковины тюбик с кремом после бриться. - Что это? – спросил он. – Не отвечай, вопрос риторический. У тебя косметики намного больше, чем необходимо мужчине. Бальзамы, кремы, лосьоны. Ты случайно не педик? Он выдавил весь тюбик в раковину и взял другой. - Прекрати! – крикнул я. - Я же всего лишь твоё отражение. Вот ты и прекрати! Я ничего не мог поделать. Просто стоял и смотрел, как смывается в канализацию содержимое очередного тюбика. Сказать, что я был напуган – не сказать ничего. Жене сказал, что поскользнулся и случайно опрокинул полку. Ага, и выдавил все кремы. Вряд ли она поверила. - Будь осторожен, дорогой, - всё, что прозвучало в ответ. - Ты опять репетировал речь? - Да, а что? - Думаю, тебе не стоит выступать с такой речью. Она пристально смотрит мне в глаза. Ждёт, что я всё расскажу. Всё, чего она не знает. - Ты что, подслушивала? - Нет. Просто проходила мимо. - Ты шпионишь за мной? - Ты так громко разговаривал. - Дрянь! – кричу и стучу кулаком в стену. – Что тебе нужно? Что тебе не нравится? Я сам поражён своей реакцией, что уж говорить о жене. - Прости, не знаю, что на меня нашло, - пытаюсь обнять её, но она отстраняется. - Дорогой, я же всё вижу. Расскажи мне, что происходит. - Ничего. Небольшие проблемы. Но всё под контролем. Я не хотел, чтобы ещё и ты переживала… - Не знаю…не знаю, как тебе сказать…Ты можешь неправильно понять… - Что? - В общем, я думаю, ничего тут такого нет…многие так поступают. Многим это помогает. Мне посоветовала знакомая…у неё была жуткая депрессия, она уже собиралась выброситься из окна…Просто, если не можешь справиться с проблемой, нужно изменить своё отношение к ней. - Что? Он был прав. Эта сука хочет упрятать меня в дурдом! - Ты же не против, если мы сходим к одному человеку? Доктору? - Ты что, думаешь, что я свихнулся? - Нет, нет! Мне хочется помочь тебе. Ты так изменился. Я хочу, чтобы ты снова стал таким, как раньше. - Хочешь отправить меня в психушку? - Я так и знала, - она тяжело вздыхает и уходит в комнату. Слышу, как она рыдает. Как я мог так с ней разговаривать? Уверен, что она действительно хочет мне помочь. А я…
- Я тебе говорю, отрежь ей башку. Хочешь, это сделаю я? Сразу станет одной проблемой меньше.
- Ты видел, какой «Лексус» у твоего шефа? А тебя посадят.
- Ну, что говорит адвокат?
- Сходи к психиатру, интересно, что он скажет.
Я его ненавижу. Третий день не захожу в ванную.
Он вышел из зеркала. Лицо появляется то у случайного прохожего, то в телевизоре, то даже складывается из узоров на обоях. Третью ночь я лежу с закрытыми глазами, не в состоянии уснуть. Тёмный силуэт стоит в углу комнаты, сливаясь с интерьером. Но я отчётливо вижу белки глаз и белозубую ироничную улыбку. Он молчит, и ждёт, когда я усну, чтобы отрезать голову моей жене. А потом мне. Он займёт моё место, станет хозяином моей жизни. Решит все мои проблемы, я в этом не сомневаюсь. Вот, что ему нужно от меня. Чтобы я подвинулся, уступил ему место. - Уходи, - шепчу, чтобы не разбудить жену. Он улыбается и отрицательно качает головой.
- Я подумал, и решил сходить с тобой к доктору. Жена облегчённо вздыхает и обнимает меня. Признание того, что с головой непорядок, уже говорит о том, что я небезнадёжен. Завтра мы идём на приём. Мне даже любопытно испытать на себе магию вправления мозгов. Вечер прошёл замечательно. Ужин был великолепным, с шампанским и даже свечами. Так романтично. Так, как было раньше. Когда-то давно. Для жены я растворил в последнем бокале три таблетки шампанского. Пусть спит крепко и не думает о моих проблемах. Не хватало ещё, чтобы она увидела это пугало в углу. Но в эту ночь он не пришёл. И я уснул, провалился в бездну небытия.
- Мы сегодня никуда не идём, - говорит жена. - Почему? Я уже настроился. - Доктор умер. Сегодня ночью. - В смысле? - Не знаю. Умер. Это всё, что я знаю.
Позвонил бывший коллега и с нескрываемой радостью в голосе сообщил, что бывшего шефа зарезали сегодня ночью. Семь ножевых ранений. - В смысле? – спрашиваю я. - Не знаю. Зарезали. Подробностей не знаю.
Как бы там ни было, это хорошая новость. Теперь у адвоката будут развязаны руки. Валить на мёртвого намного легче. Мёртвый не подкупит судью и не даст взятку прокурору. Звоню адвокату. Никто не снимает трубку. В течении двух часов от него ни слуху ни духу. За что я ему плачу?
Он сидит на краю ванной и курит. В зеркале я вижу только руку с сигаретой. Я боюсь спрашивать, а он не торопится рассказывать. Наконец, я встаю, гашу окурок о раковину. Он поднимается на встречу и повторяет каждое моё движение. - Это всё ты сделал? - Ну, не ты же. Кто ещё о тебе позаботится? Он похож на сытого довольного кота. - Ты псих. - Возможно. Ну, что, осталась всего одна проблема. И ты свободен. Мы свободны. - Не смей, скотина! Только попробуй! - И что ты мне сделаешь?
В ванную возвращаюсь с молотком и, не дав шанса заговорить меня, бью в улыбающуюся физиономию в зеркале. Лицо распадается на осколки, осыпается и умножается многократно. - Что произошло? В ванную забегает испуганная жена, непонимающе смотрит на меня, на молоток, на разбитое зеркало. Первой мыслью было размозжить ей голову, чтобы не задавала дурацких вопросов. Но меня сразу отпустило, я снова присел на ванную и закурил. - Что это с зеркалом? - Собирай вещи и отправляйся к маме. Когда всё закончится, я позвоню. - Что закончится? - Прошу тебя. Это очень серьёзно. Собирай вещи, и чтобы через час тебя не было. - Я никуда не поеду. Потом её взгляд падает на молоток. - Хорошо, говорит она. Хорошо. Я уеду. - Поторопись.
Лежу в спальне, уставившись в потолок. Слышу, как жена складывает чемоданы, хлопает дверями шкафов и плачет. Так будет лучше. Там он её не достанет, ничего у него не получится. А я разберусь с ним один на один. Ещё не знаю, как, но, уверен, я что-нибудь придумаю. Когда жена уехала, я уже спал.
Первое, что я сделал – купил новое зеркало. Я же ничего не боялся, я готов посмотреть ему в глаза. Но он не появлялся. На меня смотрело осунувшееся почерневшее лицо с уставшим тусклым взглядом. Я звал его, я кричал, умолял, угрожал, но его не было. Неужели он сдался?
Я спал несколько дней, просыпаясь только для того, чтобы попить воды и сходить в туалет. И снова валился без сил на кровать.
Жену я нашёл, когда появился запах. Она лежала в шкафу, с посиневшим лицом, вывалившимся языком и выпученными остекленевшими глазами. Он задушил её ремнём. У меня не осталось сил на какие-либо эмоции. Я пошёл в ванную, где он уже ждал меня всё с той же довольной улыбкой.
И тогда я поменялся с ним местами. Я ушёл в зазеркалье, меня просто затянуло, протащило сквозь тонкий слой стекла и серебра. А он выбрался оттуда. Теперь мы так же смотрели друг на друга, но улыбался я, а он был напуган и растерян. Давай, расхлёбывай, дружище, то, что сам натворил, а я умываю руки.
Я уже умер?-спросил человек. -Угу,- кивнул демиург Шамбамбукли, не отрываясь от изучения толстой внушительной книги.- Умер. Безусловно. Человек неуверенно переступил с ноги на ногу. -И что теперь?
Демиург бросил на него быстрый взгляд и снова уткнулся в книгу. -Теперь тебе туда,- он не глядя указал пальцем на неприметную дверь.- Или туда,- его палец развернулся в сторону другой, точно такой же, двери.
-А что там?- поинтересовался человек. -Ад,- ответил Шамбамбукли.- Или рай. По обстоятельствам.
Человек постоял в нерешительности, переводя взгляд с одной двери на другую.
-А-а… а мне в какую?
-А ты сам не знаешь?- демиург слегка приподнял бровь.
-Ну-у,- замялся человек.- Мало ли. Куда там мне положено, по моим деяниям…
-Хм!- Шамбамбукли заложил книгу пальцем и наконец-то посмотрел прямо на человека.- По деяниям, значит?
-Ну да, а как же ещё?
-Ну хорошо, хорошо,- Шамбамбукли раскрыл книгу поближе к началу и стал читать вслух.- Тут написано, что в возрасте двенадцати лет ты перевёл старушку через дорогу. Было такое?
-Было,- кивнул человек.
-Это добрый поступок или дурной?
-Добрый, конечно!
-Сейчас посмотрим…- Шамбамбукли перевернул страницу,- через пять минут эту старушку на другой улице переехал трамвай. Если бы ты не помог ей, они бы разминулись, и старушка жила бы еще лет десять. Ну, как?
Человек ошарашенно заморгал.
-Или вот,- Шамбамбукли раскрыл книгу в другом месте.- В возрасте двадцати трёх лет ты с группой товарищей участвовал в зверском избиении другой группы товарищей.
-Они первые полезли!- вскинул голову человек.
-У меня здесь написано иначе,- возразил демиург.- И, кстати, состояние алкогольного опьянения не является смягчающим фактором. В общем, ты ни за что ни про что сломал семнадцатилетнему подростку два пальца и нос. Это хорошо или плохо?
Человек промолчал.
-После этого парень уже не мог играть на скрипке, а ведь подавал большие надежды. Ты ему загубил карьеру.
-Я нечаянно,- пробубнил человек.
-Само собой,- кивнул Шамбамбукли.- К слову сказать, мальчик с детства ненавидел эту скрипку. После вашей встречи он решил заняться боксом, чтобы уметь постоять за себя, и со временем стал чемпионом мира. Продолжим?
Шамбамбукли перевернул еще несколько страниц.
-Изнасилование - хорошо или плохо?
-Но я же…
-Этот ребёнок стал замечательным врачом и спас сотни жизней. Хорошо или плохо?
-Ну, наверное…
-Среди этих жизней была и принадлежащая маньяку-убийце. Плохо или хорошо?
-Но ведь…
-А маньяк-убийца вскоре зарежет беременную женщину, которая могла бы стать матерью великого учёного! Хорошо? Плохо?
-Но…
-Этот великий учёный, если бы ему дали родиться, должен был изобрести бомбу, способную выжечь половину континента. Плохо? Или хорошо?
-Но я же не мог всего этого знать!- выкрикнул человек.
-Само собой,- согласился демиург.- Или вот, например, на странице 246 - ты наступил на бабочку!
-А из этого-то что вышло?!
Демиург молча развернул книгу к человеку и показал пальцем. Человек прочел, и волосы зашевелились у него на голове.
-Какой кошмар,- прошептал он.
-Но если бы ты её не раздавил, случилось бы вот это,- Шамбамбукли показал пальцем на другой абзац. Человек глянул и судорожно сглотнул.
-Выходит… я спас мир?
-Да, четыре раза,- подтвердил Шамбамбукли.- Раздавив бабочку, толкнув старичка, предав товарища и украв у бабушки кошелёк. Каждый раз мир находился на грани катастрофы, но твоими стараниями выкарабкался.
-А-а…- человек на секунду замялся.- А вот на грань этой самой катастрофы… его тоже я?..
-Ты, ты, не сомневайся. Дважды. Когда накормил бездомного котёнка и когда спас утопающего.
У человека подкосились колени и он сел на пол.
-Ничего не понимаю,- всхлипнул он.- Всё, что я совершил в своей жизни… чем я гордился и чего стыдился… всё наоборот, наизнанку, всё не то, чем кажется!
-Вот поэтому было бы совершенно неправильно судить тебя по делам твоим,- наставительно произнёс Шамбамбукли.- Разве что по намерениям… но тут уж ты сам себе судья.
Он захлопнул книжку и поставил её в шкаф, среди других таких же книг.
-В общем, когда решишь, куда тебе, отправляйся в выбранную дверь. А у меня еще дел по горло.
Человек поднял заплаканное лицо.
-Но я же не знаю, за какой из них ад, а за какой рай.
-А это зависит от того, что ты выберешь,- ответил Шамбамбукли
Жил-был Анатолий Иванович – хозяин и генеральный директор небольшого, но надежного предприятия. Жил, жил и угораздило его дожить до своего славного полувекового юбилея. Собрались работники фирмы в полном составе – все двадцать человек и судорожно принялась думать: – Что подарить шефу? Судили – рядили, скинулись по сотне долларов и порешили купить шикарное кожаное кресло - практически трон на колесиках. Обрадовался Анатолий Иванович дорогому подарку, даже слезу пустил и свою старую, тоже, кстати, кожаную табуретку, торжественно вручил старушке – секретарше. Но вот торжественная минутка закончилась, сотрудники разошлись по рабочим местам, и счастливый юбиляр остался один в кабинете. Он покачался в новеньком кресле, подергал рычажки и регулировки, покатался вверх-вниз и открыл для себя один незначительный, но смертельный для педанта недостаток: в нормальном положении, сидение кресла стояло не горизонтально, а имело маленький наклончик вниз. Отклонение пару градусов всего, другой бы даже и не заметил, но Анатолий Иванович ни о чем другом больше думать не мог и чувствовал себя комом глины, который медленно, но неотвратимо скатывается вниз с мягкого, кожаного ковша экскаватора… Подкладывать под себя подушечку на кресло за две штуки баксов, было совсем уж глупо. Купить себе другой, нормальный стул и сидеть на нем, пока никто не видит… тоже не то. Предложить сдать обратно в магазин? Народ обидится и правильно сделает. Оставалось одно – ремонт, или скорее – модернизация. Вызвонил по интернету мебельного мастера, специалист явился покрутил, подергал стул и сказал: - С наклоном ничего сделать нельзя, конструкция такая – это никак не лечится, привыкните. А куда же вы в магазине смотрели? Ну, да ладно, с вас 1200 рублей за вызов…
Но бедный шеф не сдался и вызвал нового специалиста. Новый полежал под стулом, посветил фонариком, потом уселся, пододвинулся к столу, схватил хозяйский «Паркер», чтобы было чем руки занять и выдал вердикт: - Наклон, в принципе можно слегка исправить, придется на станке вытачивать новый кронштейн - это будет стоить… так, так, так, в районе 17 тысяч рублей. В течение недели будет готово. - Ну, семнадцать, так семнадцать, недельку перекантуюсь. - Плюс две тысячи транспортировка к нам… - Э нет, я не хочу показывать людям, что их кресло уехало в ремонт. - Тогда никак не получится, можно ошибиться в размерах, наклон станет еще хуже и что тогда? Это не серьезно.
Анатолий Иваныч опять остался один в кабинете и впал в легкую панику. Он даже подумывал, как бы на веревке из окна спустить проклятое кресло, чтобы сотрудники не заметили, а после ремонта таким же путем обратно. Сотрудники может и не заметят, а вот менты в будке через дорогу, которые посольство охраняют, наверняка засекут.
Пожалуй, что, матьего, подушечка примотанная сраным скотчем – это не такой уж и плохой вариант. Но тут Анатолию Ивановичу вдруг припомнилась давно забытая история десятилетней давности. Даже не история, а так, мелкий дорожный эпизод: - когда-то вечером 31-го декабря шеф пробирался с семьей на дачу и увидел в кювете «жигуль» мигавший аварийкой. Анатолий Иваныч остановился, подошел, заглянул. Внутри «жигуля» стучал зубами синий мужик по имени Миша. Он как и все, спешил на празднование Нового Года, но слегка переборщил со скоростью и чуть-чуть слетел в кювет. Только, как назло машин было мало и за четыре часа ни одна собака не остановилась, чтобы помочь, да и печка весь бензин уже выжрала. Оставалось только стучать зубами и надеяться на крепость эмали… Анатолий Иваныч своим монстром, с легкостью выволок бедолагу на твердую дорогу и даже дал отхлебнуть три литра бензина, чтобы хватило добраться до дачи. Вот только, как замерзший спасенный не совал денег, спаситель наотрез от них отказывался. Не надо и все – порыв души деньгами не меряется. Но после долгих уговоров Мише все же удалось заплатить, и только за сам бензин, а за человеческий порыв сказал простое душевное спасибо и что он в неоплатном долгу. На прощание спасенный пожал руку, вручил визитку и добавил что он вообще-то отличный автослесарь и если что, то в любое время суток…
…Шеф вытряхнул на стол содержимое выдвижного ящика и все же отыскал старую, замусоленную визитку. Десять лет – большой срок, может и телефон сменился. Позвонил: - Але, добрый день – это Миша? - Да, а кто это? - Даже не знаю как сказать? Помните, лет десять назад, может одиннадцать, вы перед Новым Годом вылетели в кювет… - Все, вспомнил! Чем могу вам помочь? С машиной что-то? - Не то чтобы с машиной, с креслом, хотя оно стоит как машина. - Не важно, говорите адрес, я сейчас же приеду, чем смогу – помогу.
Через час Миша с двумя большими ящиками инструментов был уже в кабинете. Он десять раз сажал и поднимал шефа, что-то мерил штангенциркулем, потом снова сажал и снова поднимал. В конце-концов, полностью разобрал кресло на винтики и уехал… Через час Миша вернулся с третьим ящиком и наконец из отдельных железячек снова собрал кресло. Наступил волнительный момент ходовых испытаний. Шеф осторожно сел, поерзал, попрыгал и как маленький ребенок расплылся в счастливой улыбке. Как все-таки много нужно для полного счастья. Наклон сидения был идеален и выдержан с точностью до градуса, не больше, не меньше.
- Миша, вы монстр, волшебник, я только сейчас понял - какое оно удобное. Вы спасли меня. Радостный шеф потянулся к кошельку, но мастер сурово на него посмотрел и сказал: - Анатолий, денег я не возьму, ведь и вы с меня тогда не взяли. Просто скажите - спасибо и мне будет приятно. - Миша, так нельзя, ведь вы же ехали ко мне, да и тут убили четыре часа, возьмите хоть это…
Анатолий Иваныч протянул три тысячи рублей. - Не возьму, даже не уговаривайте. Ну, мне пора, рад был помочь. - Подождите, Михаил, но ведь тогда на дороге я все же взял у вас деньги за бензин. - Все правильно, ведь бензин денег стоит, а порыв души, как говорится… - Тогда давайте так: за порыв души и саму работу огромное вам спасибо, но вот хотя бы за запчасти я все же заплачу.
Мастер неожиданно улыбнулся, поставил ящики на пол, крепко пожал Анатолию Ивановичу руку и сказал: - Договорились, запчасти за ваш счет. Итого - с вас ровно 6 копеек, только, пожалуйста, без сдачи. - Как 6 копеек, почему 6 копеек? Что это за запчасти, которые стоят 6 копеек? Все правильно, посчитайте сами: три монетки по копейке установлены с одной стороны наклонного механизма и три с другой. Итого…?
P.S. Пока я описывал эту историю, мне пришла в голову толковая мысль: Пусть каждый из вас напишет - из какого вы города и кто по профессии. Кто знает, может вы спишитесь, подружитесь, а там, смотришь и подложите друг другу по 6 копеек в нужное место и будет всем вам счастье…
Для моего поколения - родившихся в 50-е, война уже была историей, но её следы были зримы и ощутимы. Тогда слова "до войны", "в войну" были также обыденны, как сейчас "вчера" или "позавчера". Еще не оплыли окопы зенитного расчета за околицей, еще многие ходили на работу в шинелях вместо пальто и на рынке множество безногих, на тележках с подшипниками вместо колес, торговали самодельными шкатулками из открыток и леденцами на палочках. А в городскую баню ходить было страшно - каждый второй без рук, ног и в ужасных шрамах. Но это было привычно - такими были и мой отец, и дед, и сосед дядя Петя.Впрочем, нет, к чему-то привыкнуть было нельзя, дядя Петя был не просто страшен, а ужасен. Люди взглянув на его лицо с левой стороны вздрагивали и отводили глаза. Это был почти голый череп с торчащими зубами, непонятно, на чем держащимся глазом и покрытый рубцами чего-то, напоминавшего ошметки мяса. Когда пьяненького дядю Петю, возвращавшегося ночью с работы, попытались ограбить в наших глухих переулках, ханурики посветили ему в лицо фонариком - и убежали со страху, приняв за вурдалака... Но это присказка.
Кукла Отгремел салютами День Победы, день радости и скорби. Я хочу рассказать о деде, старшем сержанте, которого я не увидела, он умер после войны слишком рано. Рассказ со слов моей - теперь уже тоже старой мамы. Отец ушел добровольцем на фронт из Киева 22 июня 1941 года, оставив беременную жену. Мама моя успела удрать из Киева последним пароходом, родить по пути девочку (меня) и голодать вместе в Казахстане. А отец за воинские доблести получил орден и разрешение приехать в Киев на 7-й день после его освобождения. Там он узнал, что все его родные (12 человек) лежат в Бабьем Яру, а старую маму с парализованной тётей пощадили, их просто оставили умирать от голода, заколотив досками окна и двери. Папа поседел за ночь и поклялся отомстить жестоко фашистам. И бил их жестоко, награжден был неоднократно. Но только в 1945 году нашел жену и маленькую дочь в Казахстане. Был счастлив, мы храним его стихи с фронта, и спросил как-то маленькую дочку (меня): "Скоро победа, что привезти тебе в подарок, моя дорогая. Я отвечаю: "Куклу, я только ватными играю и из палочек делаю".
Близится победа,наши штурмуют Берлин, отец пишет: "Жди дорогая, скоро приеду с красивой куклой, глазки закрывает и разговаривает". И я, малышка, стала бредить этой куклой, она мне снилась. Победа!!! Отец вернулся... но куклы нет. "Папа, а кукла, я так ждала." И отец говорит: "Берлин....прочесываем дома, ищем укрывшихся фашистов, заходим в квартиру, тишина, только шорох в одной из комнат. Зашли с автоматами наперевес, а там лежит в постели старуха, а возле неё стоит маленькая девочка, держит старуху за руку и смотрит на нас расширенными от ужаса глазами. Подходим, глядим.. а старуха мертва.. Прости, доченька, я достал из вещмешка эту куклу и отдал этой девочке".
«Козёл», «тиран», «жлоб», «домостроевец». Да, это именно я в глазах 90% женщин. Почему я слышу такие эпитеты — не понимаю, ведь свои взгляды и принципы я раскрываю всем желающим, не скрываясь и не лицемеря.
Да, я считаю, что женщина либо должна брать быт на себя, либо работать наравне с мужчиной, коль предпочитает делить домашние обязанности поровну. Об этом моём убеждении не знает разве что престарелая соседка, которая забывает моё имя через три минуты после общения. Но отчего же ты, Анастасия, впадаешь в ужас от моих претензий по поводу немытой посуды и явно уже неделю не протиравшихся полок?
Ты сидишь дома, спишь до обеда, качаешь сериалы гигабайтами, а на ужин я получаю кое-как сваренные полуфабрикатные котлеты из ближайшего супермаркета и суп из пачки, несмотря на пять кило свежей деревенской свинины в морозилке и три забитых свежими овощами отсека? Не видишь себя домохозяйкой? Иди работай — вот список вакансий от курьера до менеджера по продажам. Выше тебя пока никуда не возьмут с твоим заочным дипломом никому не известного институтика и месячным опытом работы в парикмахерской в добрые 25 лет. Что? Ты и там себя не видишь? Чемодан, дверь, мама — я не вижу себя рядом с кишечным паразитом, которым ты по жизни и являешься.
Я не оплачиваю женские капризы. Вообще. Никогда. Не путать отказ от содержания капризов с отказом от содержания семьи. Маша хочет новый телефон? Не вопрос. Вот смартфон известной марки за 11 тысяч. Нет, айфона не будет до тех пор, пока ты на примере сравнения его с этим же смартфоном не докажешь его превосходство. Модно, стильно, круто, «у Олечки уже третий» — не аргументы. Да, туфли и платье мы тоже купим. Добротные, хорошие вещи в магазине средней руки, где дешевле 3000 рублей лишь бижутерия. Туфли в бутике за 20 тысяч? Нет, не будем. Во-первых, единственные твои доводы — «это ж Гуччи» и «у Зинки есть», а во-вторых, даже супермодная фирма не заставит тебя носить их больше одного сезона. Ты не хочешь ходить в дешёвке? Поднимай попу, работай и покупай хоть Гуччи, хоть дерьма кучи. Не для того росла? Чемодан, дверь, мама — ей свои капризы, мне не надо.
Я не ревную, не терплю ревности к себе и строю отношения на доверии. Я не изменяю и не хожу налево, поскольку мне проще разойтись с тобой, чем разыгрывать клоунаду. Я не проверяю телефонную книгу, не просматриваю историю компьютера, не подслушиваю разговоры и не допрашиваю, кто подвозил тебя вечером: мой мозг в состоянии понять, что коль у него такой же жёлтый форменный воротничок рубашки, то он работает там же, где и ты. Но, Анжела, неужели ты думаешь, что я позволю тебе копаться в моём личном пространстве, да ещё и ставить ультиматумы? Удалить всех женщин из телефона, а тех, кого удалить не могу, описать тебе? Отзваниваться каждые полчаса с корпоратива? Кто та дура, которую я высадил неделю назад возле супермаркета? Чемодан, дверь, окно, опять дверь. Мама уже ждёт, благо что после последней особо буйной истерики я ознакомился с перепиской в твоём телефоне. Одну благодарность «за прекрасную страсть» и три виртуальных поцелуйчика с разных номеров я нашёл. Фраза о том, что каждый судит в силу своей испорченности, я ещё раз подтвердил.
Насти, Маши, Светы, Оли, Оксаны! Ваш любимый вопрос «когда свадьба?» меня задолбал. Тогда, когда я увижу рядом с собой Женщину.
Частенько слышу я, что, мол, любят девушки отправлять во френдзону хороших, замечательных, добрых и вообще идеальных парней. А отношения заводят почему-то со всякими уродами. И вынуждены бедные хорошие парни потом таскаться за любимой как собачонка, помогая, поддерживая, выслушивая жалобы и работая жилеткой для соплей. Отвечаю: сами виноваты. Вот у меня сейчас там два парня "томится", и до этого достаточно большое количество было отправлено... Сначала я думала, может, со мной чего не так? Ну, "Галя балувана", конечно, но не настолько же. Да и парни неплохие... Однако, от одной мысли об отношениях с кем-то из них, начинает подташнивать. Решила поспрашивать знакомых обоих полов, есть ли у них таковые "узники" и кто они... Ну люблю я соцопросы, что поделаешь.
Ей - 7, и она первоклашка-куклёныш с неизменными белыми бантами и растерянным взглядом представителя племени мумбо-юмбо, который оказался в мегаполисе. А ему - 16. И он, "взрослый", вынужден "по-соседски" водить это рассеянное чудо в школу и сдавать с рук на руки учительнице. Потому что если позволить ей идти в школу или обратно самой - она вполне могла бы потеряться на сутки, засмотревшись на пролетающую бабочку или погнавшись за пушистым котом. И он ходил с этим "хвостиком", потому что его мама жалела соседку, в одиночку растившую кареглазую озорницу, у которой "две работы и никого, а ты у меня такой серьёзный, надёжный парень!" И смущённо кривил губы, когда одноклассницы насмешливо проезжались по "его девочке", которая терпеливо дожидалась окончания его уроков на продлёнке.
Ей - 11, ему-20. И часто-часто, возвращаясь из института или свиданий ему приходилось брать её в охапку и вытаскивать из самых жестоких девчоночьих драк, и - чуть позже - отнимать сигареты, и красноречиво грозить кулаком её многочисленным малолетним поклонникам. И сопливые хулиганы перешёптывались, опасаясь обидеть "Его девочку".
Ей - 17, ему -26. И они как-то одновременно пошли под венец, он - с однокурсницей, она - с одноклассником, а потом так же " в унисон" скоропостижно развелись, и проводили вечера друг у друга в гостях, переживая и пережёвывая тяжёлые расставания и разочарования, сочувствуя друг другу, пытаясь найти ошибки.
А потом умерла её мама, а его родители переехали на дачу.
Ей - 25, ему -34. Она - невероятно красивая, строгая и очень серьёзная дама-карьеристка в серьёзной компании. Он - смешливый и безответственный, но невероятно талантливый "работник творческого труда". И, пожалуй, только он один знал, сколько прежнего озорства и безумств в этих глазах, спрятанных от чужих за затемнёнными стёклами очков. И, наверное, только она одна знала, сколько надёжности и терпения в этом не пунктуальном взбалмошном "гении".
Ей -27, ему -36. И он и она время от времени пытались наладить личную жизнь, и тогда вечерние чаевания прекращались, но всё как-то не срасталось, и как-то всё чаще и громче стали звучать мысли о детях. И, наконец, они решились, и прорубили внутреннюю дверь между своими жилищами, оставили одну на выход, и стали жить-поживать.
В 28 она родила ему сына. И потом, когда его спрашивали о детях, он отвечал со смехом - "у меня двое: мальчик и девочка". ИЕго девочка, порой бывала озорней и наивней их не по годам серьёзного ребёнка. И заливалась колокольчиком, как первоклашка из его памяти, прыгая в классики, замирала на полчаса над муравейником, безбашенно лезла на самые крутые горы и прыгала в море со скалы. И потом, так же увлечённо и искренне возвращалась в детство вместе с внучатами, забираясь на самую верхушку за самыми вкусными черешнями, и в такие моменты он жмурился от страха за неё и после с прежним восторгом выдыхал облегчённо, прижимая её к груди: "Моя девочка." И она презирая халаты и платки своих ровесниц, гоняла в столицу за самыми новомодными джинсами, и стригла седые волосы коротким ёжиком со смешной чёлкой. И, когда она прихорашивалась, он часто обнимал её за плечи, и она видела себя в отражении отражения его глаз - молодую, счастливую, красивую, восторженную и удивлённую каждому мгновению нового дня.
Потом у неё случился гипертонический криз, и он кормил её печёными яблоками с ложечки, и обещал своей девочке поездку в Гималаи и посещение селения Кулу. В её глазах загорался огонёк, и она криво улыбалась ему, и отчаянно шевелила пальцами, поторапливая восстановление - девочкам некогда валяться в больницах... И, конечно, Его девочка встала, побежала, понеслась, засунув в дальний шкаф пенсионное удостоверение и позабыв графу "возраст" в паспорте.
*** А потом он ушёл и не вернулся. Позвонили из больницы, чего-то сказали - она совсем не помнит, что именно, просто вдруг стало мучительно не хватать воздуха, и картинка в телевизоре стала кроваво-красной, а ноги - ватными и непослушными... И она будто проспала всё это время, пока кто-то прощался с его телом, и даже не плакала, и рассказывала соседкам по палате о нём в настоящем времени...
И когда очутилась дома - ещё не верила, и вслушивалась в шум лифта, и перебирала дрожащими пальцами корешки его любимых книг.
...И безумно удивилась, когда вместо привычной отражённой его глазами, девочки из зеркала в ванной на неё посмотрела 77-летняя старуха.....
Каприз - Вызывали? – в кабинет робко заглянула бородатая голова. - Заходи, заходи, - радостно сказал Бог и даже встал навстречу посетителю, протянув руку для рукопожатия. – Давненько тебя не было, я уже соскучиться успел. Присаживайся. Чай, кофе, нектар? Или чего покрепче? - Да нет, спасибо, - архангел Михаил присел на край стула. Не любил он визиты к начальству и предпочитал держаться подальше от приёмной. - Ну, рассказывай, как дела? – поинтересовался Бог. - Да ничего, вашими молитвами… - Моими молитвами! – рассмеялся Бог. – Хорошая шутка. Молодец! Ты чего не в духе? - Почему не в духе? Ещё как в духе. Устал, наверное. Вы это…чего вызывали? Знал Михаил, что если Бог вызывает, то жди какой-нибудь подлянки, и всё это внешнее радушие лишь маска, скрывающая предстоящие неприятности. - Вызывал? Ну, вызывал, а что? Думал с тобой по рюмочке пропустить. Поболтать по душам. - Нельзя мне. - Что нельзя? По душам нельзя? - По рюмочке нельзя. В завязке я. - Ну и ладно. Короче, Мишаня, хотел я проконсультироваться с тобой. Мысль тут у меня одна промелькнула. Но нужен мне кто-нибудь, на кого положиться можно. Не раздолбай, а личность ответственная… А ты как раз ещё и в завязке. Так что ты – лучшая кандидатура. - Куда кандидатура? – насторожился Михаил. - Ладно, давай я по порядку расскажу. Короче, есть у меня увлечение одно. Наплодил я на одной планете читушил всяких. Ну, интересно мне. Бывает, грусно мне или скучно, сяду я и смотрю, как они копошатся, размножаются, умирают, любят, ненавидят, едят, гадят, молятся мне, жертвы приносят. В общем, такой себе андронариум. Хобби, короче. И вроде всё нормально, но что-то мне в них не нравится. Какие-то они стремноватые. Может, хворают чем, не знаю… - А я что, ветеринар? - Да нет, не в том дело. Хочу я тебя послать к ним, чтобы ты там порядок навёл, или если не порядок, так хоть разобрался, что к чему. В командировку. Заодно отдохнёшь от хлопот. - Да у меня… - Миша, не обсуждается. Передай все дела Гавриилу, и отправляйся. - Есть! – отчеканил архангел, зная тяжёлую руку Бога и его взрывной характер. Чуть что не по его – сразу молниями швыряться и за бороду таскать. - Вот и молодец. В общем, план такой. Ты рождаешься там в человеческом обличии. Об этом я побеспокоюсь. Будешь после этого ещё и моим сыном. Во веки веков. Такой чести не каждый удосуживается. Так вот, рождаешься и тихо-мирно там себе поживаешь, без всяких эксцессов. Вино пьёшь, девок портишь, я знаю, чем там они ещё занимаются. Сильно не выпирайся, но так, по мелочи пусть тебя заметят. Присматривайся ко всему, прислушивайся. А потом я подам сигнал, и ты давай потихоньку выходи на арену. Ну, там фокусы всякие для младшей группы – трансформация напитков, излечение, воскрешение, изгнание бесов, проповедуй громко и скандально. Собери себе бригаду небольшую из местных и двигай в оппозицию, короче, чтоб заговорили о тебе, чтоб заметили. Ясно? - Ясно. А зачем всё это? - Ну как зачем? Надо! Такой у меня план, вот! - Хорошо, а что дальше? - А дальше тебя схватят и распнут на кресте. Как тебе? - Не очень как-то. Не очень на кресте хочется. - Прекрасно тебя понимаю, но надо. Нужно, понимаешь. Этим ты снимешь с них первородный грех. Это я придумал им такую фишку, чтоб не сильно мнили о себе. Думаю, из-за этого у них и неприятности. Нужно отменить этот грех. - А распинать обязательно? - Конечно! А как без этого? Жертва кровавая, обряд, все дела. Красиво, символично. Ты своей смертью искупишь всё и будет всем счастье. - А без этого никак нельзя? Просто взять и отменить? - Можно, конечно, но это так буднично, скучно. А так представь – толпа беснуется, тебя гвоздями прибивают, на голове венок из колючек. Кровь повсюду, стон, слёзы боли… Потом тебя копьём в сердце и всё, шоу закончилось. Агнец принесён в жертву. Бог, описывая кровавую картинку, аж разрумянился от возбуждения. Любил он кровавые жертвы, чего уж там скрывать. Михаил тяжело вздохнул. Знал он тайные страсти Бога. - Господи, по-моему, это всё байда какая-то. Получается, что вы сами себе жертву приносите. Как-то не скромно. - Да кого это волнует? Меня что, кто-то осмелится осуждать? - Ну, а если просто стадо баранов зарезать? И отменить это грех, а? - Не, бараны – отстой. Короче, собирайся. Хочу тебя обрадовать – после выполнения миссии назначу тебя царём над этими чипушилами. Над всей планетой царём будешь! - Сомнительное вознаграждение, - пробормотал под нос Михаил. - Что? – переспросил Бог. - Ничего. Просто интересно – а в чём прикол? - В смысле? - В смысле жертвы. Меня же нельзя в жертву принести по-настоящему. Я же бессмертный. В чём тогда жертва? Мало того, что я не умру, так ещё и царём буду. Это не жертва уже, а насмешка. - Думаешь? - Бесспорно. - М-да, - Бог почесал бороду. – И правда, хрень какая-то. Не подумал я. Да я особо и не думал. Это так, что первое в голову пришло. Дай, думаю, кого-нибудь пошлю на Землю. И такой вроде план интересный получался. Прикольный. Но всё равно, давай ничего отменять не будем. Что решил я – то не вырубишь топором. А я и про грех этот придумал, чтобы какое-то обоснование этому шоу было. Эх… - Так у этих, у чипушил, после моей жертвы что-нибудь изменится? - Вряд ли. Я, когда их делал, не особо старался. Так, попробовал себя в глинолеплении. Не моё это, если честно. Так что, останется всё, как и есть – войны, голодуха, гомосексуализм, грабежи и насилие. Речь матерная, рабство, болезни…всё так и останется. - Тогда я вообще смысла не вижу… - смелел Михаил. Н не тут-то было. Бог вдруг нахмурил брови, сжал кулаки и пустил горсть молний в потолок, чуть не сбив люстру. - Ты, червь! Ты со мной спорить будешь? Сказал – хочу! Значит хочу! Выполнять без разговоров. - Есть! – Михаил вскочил и стал по стойке смирно. – Разрешите выполнять? - Разрешаю! Пошёл вон! Михаил выскочил из кабинета, а Бог закинул ноги на стол, достал бутылку с нектаром, отхлебнул из горлышка и проворчал недовольно: - Ишь, умничать они будут! Разбаловал всех, забыли, кто здесь главный. Что я не имею права на маленький каприз?
